Стихи на тему: стихи про звезды

Как улитка отправилась путешествовать и кого она встретила в пути

Воздух тихого утра
как-то по-детски нежен,
протягивают деревья
руки свои к земле.
Колеблющимся туманом
покрылись поля и посевы,
и в воздухе ткут шелковинки
пауки для своих сетей —
сверкающие дорожки
на голубом стекле.

А рядом, под тополями,
ручей, напевая песню,
по зеленой траве бежит,
и мирная улитка,
мещаночка с тропинки,
смиренная простушка,
глядит на широкий мир.
Вокруг тишина
безмятежна.
Улитка вздохнула украдкой
и, бросив дом и хозяйство,
тронулась в путь-дорогу,
чтоб край тропинки увидеть.

Ползет себе странница наша
и вот набрела на место,
где плюш по земле разросся,
вплетаясь в крапиву. Чинно
сидели там две лягушки,
на утреннем солнце грея
свои старушечьи кости.

— Все эти новые песни, —
ворчала одна лягушка, —
поверь, ни гроша не стоят!
— Подруга, — ей отвечала
другая лягушка, слепая
и сильно помятая с виду, —
когда я была девчонкой,
я верила: бог услышит
когда-нибудь нашу песню
и сжалится он над нами.
С тех пор прожила я долго
и уж ни во что не верю
и петь совсем перестала…

Так жаловались лягушки
и милостыню просили
у резвого лягушонка,
который с нахальной миной
прыгал рядом по травке.

И вот перед темным лесом
улитка остановилась.
Хочет кричать. Не может.
Лягушки к ней подскочили.

— Бабочка это, что ли? —
спросила слепая лягушка.
— Ты разве не видишь рожки? —
подруга ей отвечала. —
Это улитка. Скажи нам,
улитка, ты издалека?

— Живу я не очень близко
и хочу домой поскорее.
— Улитки очень трусливы, —
сказала слепая лягушка.
— Умеешь ты петь? — Не умею, —
улитка в ответ. — А молиться?
— Меня не учили, нет.
— А в вечную жизнь ты веришь?
— А что это?

— Это значит
жить вечно в реке прозрачной
с цветущими берегами,
где много прекрасной пищи.
— Да что вы? А мне говорила
покойная бабушка в детстве,
что я после смерти буду
ползать по нежным листьям
самых высоких деревьев.

— Еретичка была твоя бабка!
Мы говорим тебе правду,
а не веришь — заставим верить! —
разбушевались лягушки.

— Зачем я ушла из дому? —
плачет улитка.- Я верю
в вечную жизнь, конечно,
вы правы… —
Тогда лягушки
задумчиво удалились,
а наша улитка в страхе
поспешила в лес углубиться.

Две нищенки, две лягушки
застыли подобно сфинксам.
Одна из подруг спросила:
— Ну, в вечную жизнь ты веришь?
— Не верю, — ответила грустно
слепая больная лягушка.
— Зачем мы тогда улитке
сказали, что надо верить?
— Затем, что… Сама не знаю, —
вздохнула слепая лягушка, —
я не могу без волненья
слышать, как наши дети
квакают, сидя в канаве,
и призывают бога…

А бедная улитка
вернулась назад. Тропинка
пустынна. Горячий ветер
застыл в тополях высоких.

И тут повстречалась улитка
с красными муравьями,
они, суетясь и толкаясь,
тащили полуживого
муравья, у которого сильно
переломаны усики были.
Воскликнула наша улитка:
— Мурашеньки, остановитесь!
За что наказать хотите
вашего бедного братца?
Расскажите мне, что он сделал?
Я вас рассужу справедливо.
Ты сам расскажи, не бойся.

Тогда муравей полумертвый
сказал тихонько и грустно:
— Я, знаете, видел звезды.
— Звезды? Что это значит? —
кричат муравьи возмущенно.
Да и улитка тоже
спросила задумчиво: — Звезды?
— Да, — муравей отвечает, —
я видел звезды, поверьте.
Я поднялся высоко,
на самый высокий тополь,
и тысячи глаз лучистых
мою темноту пронзили. —
Тогда спросила улитка:
— Но что же такое звезды?
— А это огни, что сияют
над нашею головою.
— Но мы их совсем не видим!
сердясь, муравьи возражают.
А улитка: — Слаба я зреньем,
вижу не выше травки. —
Тогда муравьи вскричали,
усиками вращая:
— Тебя мы убьем. Ленив ты
и развращен. Ты должен
трудиться, не глядя в небо.

— Звезды я видел, звезды, —
раненый им отвечает.
Тогда изрекла улитка:
— Оставьте его, идите
своею дорогой, братья.
Наверно, ему недолго
жить на земле осталось.

Пчела пролетела, разрезав
медовыми крыльями воздух.
Муравей, умирая, дышит
свежей вечерней прохладой
и шепчет: — Пришла ты за мною,
унеси меня к звездам, пчелка.

Видя, что он уже умер,
муравьи разбегаются в страхе.

Улитка, вздохнув украдкой,
прочь поползла в смущенье,
словно пред ней раскрылась
вечность на краткий миг.
— Нет у тропинки края,
верно, ведет она к звездам, —
восклицает она печально. —
Только мне до них не дойти.
Уж больно я неуклюжа,
мне лучше о звездах забыть.

Туман висит над полями,
и солнце лучом дрожащим
по колокольням дальним
под вечерний звон скользит.
А мирная улитка,
мещаночка с тропинки,
в смущенье, с тоскою странной,
глядит на широкий мир.

Вновь по небу скатилась звезда.
Грустно видеть, как падают звезды.
Провожаю друзей
В никуда.
В непришедшие зимы и весны.

Провожаю друзей в никуда.
Слава Богу, что ты молода.

Неслась звезда сквозь сумрачные своды
И я подумал, грешный человек,
Что, промотавший собственные годы,
Живу, чужой присваивая век.

Не раз об этом думал я и ране,
Как будто каясь на хребтах годин.
Не оттого ль, что надо мной в тумане
Трубил прощально журавлиный клин?

Бродил ли я ущелием забытым,
Ручей ли видел, что в жару зачах,
Охотника встречал ли я с убитым
Оленем неостывшим на плечах.

Смотрел ли на огонь закатнокрылый,
Дрова испепелявший не впервой,
Стоял ли перед братскою могилой,
Как будто бы с повинной головой.

Мне снова вспоминалися поэты,
Что не достигли лермонтовских лет,
Но песни, что когда-то ими спеты,
Еще поныне изумляли свет.

А может, взял я крылья их тугие
И слово, что роднится с высотой,
Как взяли в жены их невест другие,
Окольцевав под свадебной фатой?

И мнилось мне, достойному свободы,
Покорства слов и непокорства рек,
Что, словно дни свои растратив годы,
Живу, чужой присваивая век.

Не потому ль других надежд на свете
Милей одна мне — умереть в чести.
Пред памятью погибших я в ответе,
Душеприказчик сгинувших в пути.

Вот падучая звезда
Покатилась, но куда?
И зачем ее паденье,
И какое назначенье
Ей от промысла дано?

Может быть, ей суждено,
Как глагол с другого света,
Душу посетить поэта,
И хотя на время в ней
Разогнать туман страстей,
Небо указать святое,
И всё тленное, земное
Освятить, очаровать.

Иль, быть может, благодать,
Утешенье, упованье
В ней нисходит на страданье,
Как роса на цвет полей
После зноя летних дней,
Жизнь и радость возвращая.

Может быть, любовь святая
В сердце юное летит
И впервые озарит
Всё заветное, родное,
И блаженство неземное
В это сердце принесет.

Может быть, она ответ
На молитву и на слезы,
И несет былого грезы
В дар тому, кто и любил,
И страдал, и пережил
Всё, чем жизнь его пленяла,
А теперь тоска застлала
Этот светлый небосклон.

Может быть, она поклон
Друга, взятого могилой,
И привет его унылый
Тем, кого он здесь любил,
О которых сохранил
Память в жизни бесконечной,
Как залог союза вечный
Неба с грустию земной.

Может быть, она с слезой
Ангела несет прощенье,
Омывает прегрешенья
И спокойствие дарит.
Может быть, она летит
С новой, детскою душою,
И обрадует собою
В свете молодую мать.

Может быть, но как узнать?
Как постичь определенья
Их небесного паденья?
Не без цели их полет:

Человека бережет
Беспрестанно провиденье,
И есть тайное значенье
В упадающих звездах —
Но нам только в небесах
Эта тайна объяснится.

А теперь, когда катится,
Когда падает звезда,
Мы задумаем всегда
Три желанья, три моленья,
Ожидаем исполненья,
И ему не миновать,
Если только досказать
Всё, покуда не умчится,
Не погаснет, не затмится,
Не исчезнет навсегда
Та падучая звезда,
По которой загадали,
Помолились, пожелали.

Звезда, прости! Пора мне спать,
Но жаль расстаться мне с тобою,
С тобою я привык мечтать,
А я теперь живу мечтою.

И даст ли мне тревожный сон
Отраду ложного виденья?
Нет, чаще повторяет он
Дневные сердцу впечатленья.

А ты, волшебная звезда,
Неизменимая, сияешь,
Ты сердцу грустному всегда
О лучших днях напоминаешь.

И к небу там, где светишь ты,
Мои стремятся все желанья,
Мои там сбудутся мечты…
Звезда, прости же! До свиданья!

Ты стала от холода синей,
Скорей с подоконника слазь…
Взглянула, как светится иней,
Как блещет морозная вязь?

Красиво? Конечно, красиво!..
Не зря постарался мороз,
Рассыпав по стеклам на диво
Великое множество звезд.

Почти что такие, как эти,
Но только, пожалуй, светлей,
Мерцают на раннем рассвете
Над ширью далеких морей.

Чудесней такого рассвета
Никто бы придумать не смог…
Там ярко-зеленого цвета
Становится утром восток.

В причудливом этом сиянье
Над пеной морскою вдали
Вулканов встают очертанья
У самого края земли.

А море в серебряной дымке
Холодной предутренней мглы,
И звезды белы, как снежинки,
Как иней на окнах, белы.

Под звездами быстрое судно
Летит по волнам напролом…
А ну! Догадаться нетрудно!
Кого ты узнаешь на нем?!

Так что же, мой цветик далекий,
Узнала теперь наконец?
Ведь это же долгие сроки
Тебя не видавший отец.

Скажи ты и Кате и Тане
Нетрудные эти слова!
«На Тихом,- скажи,- океане
Курильские есть острова».

Ты всем расскажи, не скрывая,
Что даже на снежном окне
И звездочка может простая
Напомнить тебе обо мне.

Что ты, не покинув квартиру,
По светлой дороге земной
Прошла по широкому миру
И встретилась в море со мной!

Меня просил попутчик мой и друг,—
А другу дважды не дают просить,—
Не видя ваших милых глаз и рук,
О вас стихи я должен сочинить.

В зеленом азиатском городке,
По слухам, вы сейчас влачите дни,
Там, милый след оставив на песке,
Проходят ваши легкие ступни.

За друга легче женщину просить,
Чем самому припасть к ее руке.
Вы моего попутчика забыть
Не смейте там, в зеленом городке.

Он говорил мне, что давно, когда
Еще он вами робко был любим,
Взошедшая Полярная звезда
Вам назначала час свиданья с ним.

Чтоб с ним свести вас, нет сейчас чудес,
На край земли нас бросила война,
Но все горит звезда среди небес,
Вам с двух сторон земли она видна.

Она сейчас горит еще ясней,
Попутчик мой для вас ее зажег,
Пусть ваши взгляды сходятся на ней,
На перекрестках двух земных дорог.

Я верю вам, вы смотрите сейчас,
Пока звезда горит — он будет жить,
Пока с нее не сводите вы глаз,
Ее никто не смеет погасить.

Где юность наша? Где забытый дом?
Где вы, чужая, нежная? Когда,
Чтоб мертвых вспомнить, за одним столом
Живых сведет Полярная звезда?

Огоньки от звезды проплывают к звезде,
Так на Волге плывут огоньки по воде.
Так в степи, пропадая потом без следа,
Огоньками сверкая, бегут поезда.

Все как прежде — и степи и веточки рек,
Просто на небе светится нынешний век.
Просто движутся люди от нас или к нам
По своим человеческим добрым делам.

Знаешь, тут не звезды.
И не просто чувство.
Только сжатый воздух
Двигает в искусстве.

Сжатый до обиды,
Вперекор желанью…
Ты же вся — как выдох
Или восклицанье.

И в мечтах абстрактных
Страстно, вдохновенно
Мнишь себя — в антракте
После сильной сцены.

Я знаю — ты любишь меня!
Холодными песнями полный,
Идет, паруса накреня,
Норд-ост, разрывающий волны.

Звезда небольшая горит,
И меркнет, и снова сияет.
Бессмертное тело зари
На западе вновь умирает.
Я звал мою песню — твори!
И песня звезду поднимает.

Звезду поднимает она
И видит в кипящем просторе
Неведомых волн племена,
Раскачку осеннего моря.

Последние летние дни,
Последние летние грозы.
Опять ходовые огни
Летят на бортах нефтевоза.

Слетаются звезды в рои,
Дрожит эта стая немая.
Веселые руки твои
Я с гордостью вновь принимаю.

Звезда, звезда, холодная звезда,
К сосновым иглам ты все ниже никнешь.
Ты на заре исчезнешь без следа
И на заре из пустоты возникнешь.

Твой дальний мир — крылатый вихрь огня,
Где ядра атомов сплавляются от жара.
Что ж ты глядишь так льдисто на меня —
Песчинку на коре земного шара?

Быть может, ты погибла в этот миг
Иль, может быть, тебя давно уж нету,
И дряхлый свет твой, как слепой старик,
На ощупь нашу узнает планету.

Иль в дивной мощи длится жизнь твоя?
Я — тень песчинки пред твоей судьбою,
Но тем, что вижу я, но тем, что знаю я,
Но тем, что мыслю я,— я властен над тобою!

Хмурая тайга,
Хмурая тайга,
Скалы грозные да ветры с Ангары.
Шли мы сквозь снега,
Шли мы сквозь снега,
Песней зажигали костры.
Мы учились в суровые дни
Песней зажигать костры.

Шли за днями дни,
Шли за днями дни, –
Вот уж высится плотина над рекой.
Новые огни,
Новые огни
Звёздами горят над тайгой.
Мы с тобою, товарищ, зажгли
Звёзды над глухой тайгой.

Будут всё светлей,
Будут всё светлей
Звёзды, юностью зажжённые, гореть.
Родине своей,
Родине своей
Можем мы в глаза посмотреть.
Можем честно и смело, друзья,
Родине в глаза смотреть.

У рыбака своя звезда —
Сестра рыбацких сейнеров и шхун,
В туманном небе в давние года
Ее зажег для нас Нептун.

Дальних причалов чужие огни…
Ищут кого-то лучи маяка…
Соленые волны, соленые дни,
А в небе горит, горит, горит звезда рыбака.

У рыбака свои мечты —
В суровой схватке с морем побеждать.
Чтоб пели ветры, чтоб любила ты,
Чтоб, как Ассоль, умела ждать.

У рыбака своя судьба
Здесь каждый с детства с морем обручен.
Где штормы да ветры, там вся жизнь — борьба.
Бесстрашье — наш морской закон.

Дальних причалов чужие огни…
Ищут кого-то лучи маяка…
Соленые волны, соленые дни,
А в небе горит, горит, горит звезда рыбака.

1

Над землей повисло небо — просто воздух. И зажглись
на небе звезды — миф и небыль, след вселенского
пожара, свет летучий… Но закрыли звезды тучи — сгустки
пара. Слышишь чей-то стон и шепот? Это ветер.

Что осталось нам на свете? Только опыт.

Нам осталась непокорность заблужденью. Нам остался
вечный поиск — дух сомненья.

И еще осталась вера в миф и небыль. В то, что наша
атмосфера — это небо. Что космические искры — это звезды…

Нам остались наши мысли — свет и воздух.

2

— Доктор Фауст, хватит философии, и давайте говорить
всерьез!

Мефистофель повернулся в профиль, чтобы резче
обозначить хвост.

Все темнее становилась темень, за окном неслышно
притаясь. За окном невидимое время уносило жизнь —
за часом час. И в старинном кресле — неподвижен —
близоруко щурился на свет доктор Фауст, маг и червой
чернокнижник, утомленный старый человек.

— Доктор Фауст, будьте оптимистом, у меня для вас в
запасе жизнь. Двести лет… пожалуй, даже триста — за
здоровый этот оптимизм!

Что он хочет, этот бес нечистый, этот полудемон, полушут?

— Не ищите, Фауст, вечных истин. Истины к добру не приведут…

Мало ли иллюзий есть прекрасных? Доктор Фауст, ну же,
откажись!

Гаснут звезды. В доме свечи гаснут. В старом кресле
угасает жизнь.

Вижу себя стариком — ночью, при свете звезды,
Шлепающим босиком в кухню за кружкой воды
В тесной квартире пустой, где доживаю один,
Где утвердился настой запаха грязных седин,
Пыли, ненужных вещей, медикаментов, тоски
И неуклюжих мощей, бьющихся о косяки.

Здесь, в темноте, в пустоте, в ужасе, на сквозняке,
На предпоследней черте, с плещущей кружкой в руке, —
Вздрогну: да это ведь я — я, не другой, не иной —
Веянье небытия чую согбенной спиной.
Некому мне рассказать бедных подробностей тьму,
Не во что их увязать, не объяснить никому,
Как я любил фонари, окна, бульвары, пруды,
Прорезь арбузной «шари», свет отдаленной звезды,
Той, что висит на виду в мутном проеме окна,
Что в поредевшем ряду не изменилась одна:
Тот же ее ледяной, узенький луч-сквознячок,
Что наблюдает за мной, словно прицельный зрачок
Мира, в котором полно всяческих «кроме» и «не»,
Не равнодушного, но скрыто враждебного мне:
Вытеснит. Это ему, как бунтовщик королю,
Как запряженный — ярму: «Ты победил», — говорю.
Что наш воинственный пыл? — радуга между ресниц.
Все — даже то, что любил, — нынче отсюда теснит.
Тополю, липе, ветле, дому, окну, фонарю,
Городу, небу, земле — «Ты победил», — говорю.
Что остается тому, чьи помышленья и речь
Не приведут ни к чему? Только в тебя перетечь.
Только, по сотне примет чувствуя небытие,
Тысячам тысяч вослед лечь в основанье твое,
Не оставляя следа, не умоляя вернуть
Отнятого навсегда, — это единственный путь
Муку свою превозмочь, перетекая ничком
В эту холодную ночь с этим прицельным зрачком.