Стихи на тему: стихи современных поэтов

В тот городок под солнечным сияньем
Случайно был заброшен я судьбой.
Любовь с медовым именем Любаня,
Мы здесь впервые встретились с тобой.

Ты помнишь, Любаня, ту ночь у причала,
Где был поцелуй горячее огня,
Где лодочку нашу не ветром качало
И где ты потом разлюбила меня.

Не знал я, что так горек вкус измены.
Жил просто, не страдая, не любя.
В душе моей случились перемены,
Когда, Любаня, встретил я тебя.

Ты помнишь, Любаня, ту ночь у причала,
Где был поцелуй горячее огня,
Где лодочку нашу не ветром качало
И где ты потом разлюбила меня.

Я навсегда запомню эти даты,
Запомню эти два недолгих дня.
Один – когда ко мне навек пришла ты,
Другой – когда исчезла от меня.

Промчалось лето красное,
Весёлое и вольное.
Настало время классное,
Дворовое и школьное.

Немножечко дождливое,
Холодное и стужное,
Но всё-таки счастливое
И очень-очень дружное.

У моря, в июне, в Мисхоре
Иудино древо цвело.
В Мисхоре, в июне, у моря
Дышалось — и зло не брало.
С большой впечатляющей силой
Я в море купался, как мог.
С женою чужой, но красивой
Я плавал за красный буек.

На уровне теплого моря
Неправдоподобно жилось.
Мы слишком не ведали горя —
Мы ведали радость, но вскоре,
Как водится, все обошлось …

Здравствуй, Масленица!
Дай нам маслица!
Мы блинов себе горячих напечём –
Нам метели и морозы нипочём!

Если есть сковорода,
Не страшны нам холода,
Потому что блин горячий –
Это лучшая еда!

То не мышь пищит,
Не мороз трещит,
В сковородке блин
За блином шкварчит.

Да с селёдочкою,
Да с икорочкою,
Да по краю с золотистою
Корочкою!

Вот так Масленица
Дала маслица нам!
Даже в небе появились два блина:
Это солнце-блин, и рядом блин-луна.

Один блин горячий,
Другой холодный.
Полезай на небо –
Если кто голодный!

По земле колёсами
Покатились блинчики…
Дети, под берёзами
Собирай гостинчики!

Мир крещёный нынче радуется,
Потому что нынче Масленица.
Приходи, народ, и с нами съешь блина,
Чтоб на землю поскорей пришла весна!

Ну-ка, съешь блина,
Чтоб пришла весна!

Вот и пришли времена
мать от груди отнимать.
Зачем мужчине жена?
Помочь оплакивать мать.
Скоро узнаешь и ты,
что колыбельно сладки
под чёрным платьем беды
напрягшиеся соски.

Две фотографии по памяти
1
в сумерках сиротливо
ворона каркает
с ветром играет крапива
краплёными картами
в первом подъезде попойка
дождь накрапывает
старик несёт на помойку
пальто осеннее женское добротное драповое

2
Зайдёт за облако — темно.
Разоблачится — слишком ярко.
Невеста — белое пятно
на пёстрой карте Сентрал Парка.
Фотограф пятиног. Идут
к пруду. Подол приподнимая,
пересекает яхта пруд
радиоуправляемая.

3
Вот ящик для утиля.
Вот яма для компоста.
Вот лужу замостили
решётками с погоста.
Вот бравые ребята
идут на дискотеку.
Вот пугало распято
воронам на потеху.

Беременная чёрная кошка
перебежала дорогу —
что это может значить?
Усилится ли несчастье,
если черны котята,
серая масть потомства
лишит ли примету силы?
Что ж, поживём — увидим.

Я не выброшусь из окна,
я не люблю мусор под окном,
я ничего не выбрасываю в окно,
кроме фруктовых косточек — вдруг
примутся, прорастут?

Автоэпитафия
Под камнем сим — пустое тело
той, что сказала не со зла
гораздо больше, чем хотела,
гораздо меньше, чем могла.

Жилплощадь – площадь жил,
покровов, мышц, костей.
Гостиниц старожил
уже не ждет гостей.
Куда он не спешит?
Откуда он идет?
Скитальцу всюду скит.
Бродяге всюду брод.

Роман журавля и синицы –
предмет обсужденья ворон.
Нью-Йорк никогда не снится,
поскольку он сам – сон,
приснившийся Семирамиде.
Синица, душа моя,
что можно во сне увидеть
в объятиях журавля? –
Море.

Поэт и чернь? Поэт и Черни,
“Искусство беглости”. Куда
бежать от любопытной черни,
от неизбежного стыда,
что недоучены этюды,
что парок бабьи пересуды
переорут высокий суд,
суть приговора переврут?
Я лягу в Новом Ветрограде
на дно небес, на берег вод,
и белый голубя помет
пометит две строки в тетради:
какая скука, Боже мой,
писать онегинской строфой!

Москва – Нью-Йорк

Искала слова, которые
ни разу не были песней,
и вдруг поняла, что втборою,
в терцию петь интересней.
Просила силы и мужества,
жила, превышая скорость,
и вдруг поняла, что слушаться
в сто раз приятней, чем спорить.

Семья — это семь ты:
ты ласковый, ты курящий,
ты снящийся, ты не спящий,
спортивный канал смотрящий,
молчащий до хрипоты.

С богом, в небо, путем проторенным —
пятнадцать часов от дому до дому.
Счастье — это горе, которому
удалось придать совершенную форму.
Памятник, нерукотворный — из пролитых
мною слез — ледяная баба,
нос морковкой. Среди слезоголиков
почетное место занять могла бы.

Я не вру, а слово врет,
фразы складываются косо.
Говорю, как будто рот
не опомнился от наркоза,
под которым вырван зуб

то ли мудрости, то ли чести.
Разговор нелеп и груб.
Может, лучше поплачем вместе?

Одной любовью жива,
другие напрочь забыв,
одни и те же слова
пою на разный мотив —
то баховский, то блатной.
Ложатся один в один,
как Хасбулат удалой
на американский гимн.